«Оттепель» в Третьяковской галерее

С 16 февраля по 11 июня в здании Новой Третьяковки на Крымском валу проходит масштабная выставка «Оттепель», посвящённая советскому искусству (и отчасти быту) в период с 1953-го по 1968-й год.
Фото автора.

Для современной молодёжи советская «оттепель» наверняка окажется равна тому расплывчатому и неосязаемому, что, собственно, и составляет метафору оттепели как природного явления; на фронте искусства же она наверняка затмевается либо новым и ярким авангардом начала века, либо последовавшим соцреализмом. Чтобы как-то сориентировать посетителя и задать зрительской мысли векторы движения, экспозиция схематически поделена на семь зон: «Разговор с отцом» (а точнее, что о лагерях и войне получалось только молчать); «Лучший город Земли» (где уединение возможно только в публичных пространствах); «Международные отношения» (о том, кто из двух сверхдержав впереди планеты всей); «Новый быт» (руками вдохновлённого художника); «Атом — космос» (о диапазоне мышления и устремлённости в будущее); «Освоение» (о романтике дальних странствий и героических трудовых буднях); «В коммунизм!» (о светлом будущем почти сегодня).

По факту объявленное деление, с одной стороны, выглядит более чем рабочим; с другой — артефакты, объединённые эпохой, нередко можно было бы перенести и в другую «зону», где они заиграли бы другими красками (что на практике во время подготовки выставки происходило). Это качество физически существующих выставок, требующих исключающего «тегирования» произведений, эффектно размывается организацией пространства: вместо учреждённой сверху последовательности застойных кухонек-зальчиков перед нами — открытая площадь (пустующая после свержения Сталина-центра) с рядами хрущёвок-стендов по сторонам, где каждая «стеночка» рассказывает уникальную, но не взаимоисключающую историю; так оттепельное публичное пространство города находит метафорическое воплощение в теле самой выставки.

В этом просторе целых 500 экспонатов (сокращённые, по словам куратора выставки Кирилла Светлякова, с 700) чувствуют себя довольно свободно — будто и лишние 200 поместились бы сюда без особого труда. Но и такого количества артефактов хватило, чтобы внутри объявленных зон сформировались ещё одни, рассказывающие о каком-то конкретном явлении, — например, об эротической абстракции (в противовес работам Лианозовской школы) или подражательном (вслед за Джексоном Поллоком) поиске языка в картинах, написанных выдавленной напрямую из тюбиков краской. (Правда, эти тонкости — как и познавательные байки о советских спутниках — могли ускользнуть от ваших глаз и ушей, если вы не попали на экскурсию от самого куратора выставки.)

К слову, «артефакт» вместо «произведения» употребляется в этой заметке не случайно: если фокусироваться только на произведениях «высокого искусства», можно забыть, что один пылесос в форме планеты способен рассказать об эпохе больше, чем десяток картин. Именно поэтому в ряд экспонатов включены и масштабные модели, и предметы быта, и даже экстравагантные подарки. Понятно, что превращать Новую Третьяковку в провинциальный этнографический музей задачи не ставилось, однако (зрительное) прикосновение к именно что «артефактам» прошлого устанавливает необходимую связь между привычно отстранённым посетителем и преподносимым ему срезу времени.

Разумеется, и спорные моменты в «Оттепели» имеются. Так, с представлением фрагментов видеофильмов по-прежнему сложно; несмотря на очевидные попытки устранить помехи восприятию среднестатистического не очень заинтересованного зрителя, они продолжают скорее визуально шуметь на фоне, чем экспонировать себя. Часть проблемы — чисто техническая: например, когда проекторы засвечены паразитным светом и картинка чересчур блекла; или когда зацикленные нарезки смешиваются в единое целое и, дублируясь на соседнем экране, запутывают и заставляют искать самостоятельный художественный смысл; или когда телеэкраны настроены (по умолчанию) на дорисовку промежуточных кадров, и старые плёнки вдруг выглядят как мыльная опера с бытовой видеокамеры; или когда бросаются в глаза пустые поля на тех же широкоформатных телеэкранах; или когда системы направленного звука звучат столь непривычно для уха, что заставляют мозг гадать об источнике этого самого звука вместо того, чтобы вслушиваться в текст... Пусть это всего ложка дёгтя в бочке мёда, но для чистоты дегустации и об одной ложке следует помнить!

(Иронично, что тяжело не только с архивными видеозаписями: официальный ролик выставки настолько пропитан фальшью коммерческого красивого, что в глазах человека, давно переставшего смотреть официальное телевидение, полностью дискредитирует выставку, отличающуюся атмосферой чуть более, чем полностью.)

В целом же перед нами — действительно основательный срез времени с акцентом на искусстве, которое, возможно, придётся по вкусу даже тем, кто обходит за версту «Чёрный квадрат» и ночью в тёмном ангаре. Есть в этом искусстве местами и фарс, и творческая неопределённость, но больше — коллективного оттаивания с ретрофутуристическим оптимизмом.

Ну а из тех мелочей, что радуют после выхода из зала, можно отметить наличие красочных содержательных программок для посетителей, а также сувенирной продукции по материалам выставки — пусть продукции не очень разнообразной (пара более реалистичных работ да пара более абстрактных), зато умеренной по стоимости.